Конституция? Не, не слышал.

Это просто какой-то феерический пестетц.
Они уже готовы смешать в кучу всех великих мыслителей человечества, не разбирая имён, добавить их как приправу в свою адову похлёбку, с одной единственной целью - оправдать озвученное Грефом коллективное бессознательное режима: «население не должно мешать режиму этим населением управлять».

Оригинал взят у dolboeb в Конфуций против конституций

Герман Греф объясняет, почему недопустимо передавать власть в России в руки населения.
Со ссылками на авторитет (но не на конкретные высказывания) Будды, Лао Цзы, Конфуция и каббалистов:

Я пару раз прослушал, но так и не понял, какие конкретно соображения Будды или Конфуция навели главу Сбербанка на мысли о необходимости отмены действующей Конституции РФ.

В её третьей статье сказано чёрным по белому:

1. Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ.
2. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления.
3. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы.
4. Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону.

Сколько не переименовывай народ России в население, смысл третьей статьи Конституции этим не изменить. И там ничего не сказано ни о каких стратах, которым предписывается властвовать вместо населения.
Так что, видимо, первая глава Конституции морально устарела не меньше, чем её вторая глава.
Пора отменять, от греха подальше.
Так учил Конфуций.

P.S. "Страшно" ему. Ещё бы ему не было страшно.

Лобачжевский объясняет, что психопаты всегда чувствуют себя ужасно неуверенными в себе, даже после того, как они поднялись на вершину власти:
У патократов отсутствуют иллюзии об их личной судьбе, если общество вернется к нормальной системе. Патократы никогда не обладали никаким значимым практическим талантом, и продолжительность их правления устраняет любые оставшиеся возможности приспосабливания к требованиям нормальной работы. Если законы нормального (психологически здорового большинства) населения были бы восстановлены, то патократы и их лакеи могли бы быть подвергнуты суду, им бы угрожала не просто потеря положения и привилегий, а потеря свободы и жизни. Так как они неспособны к любому виду жертвы, выживание патологической системы, которая является лучшей для них, становится их моральным долгом. C такой угрозой они будут бороться посредством любых средств и хитрости, осуществляемых без сомнений по отношению к "низшим" людям, средств, отвратительных в своей развращенности.

дни точно бритвы, ночи полны крыс

будучи очень молодым человеком, я делил время поровну между
барами и библиотеками; как мне удавалось обеспечивать
свои остальные обычные потребности - загадка; короче, я просто не
заморачивался этим слишком сильно -
если у меня была книжка или стакан, я не думал чересчур много о
других вещах - дураки творят себе собственный рай.

в барах я считал себя крутым, крушил предметы, дрался с
другими мужиками и т.д.

в библиотеках - другое дело: я был тих, переходил
из зала в зал, читал не столько книги целиком,
сколько отдельные части: медицина, геология, литература и
философия. психология, математика, история, другие вещи обламывали
меня. в музыке меня больше интересовала сама музыка и
жизни композиторов, чем технические аспекты...

тем не менее, только с философами я ощущал братство:
с Шопенгауэром и Ницше, даже со старым трудночитаемым Кантом;
я обнаружил, что Сантаяна, очень популярный в то время,
вял и скучен; в Гегеля надо было по-настоящему врубаться, особенно
с перепоя; многих, кого я читал, я уже забыл,
может, и поделом, но хорошо помню одного парня, написавшего
целую книгу, в которой доказывалось, что луны там нет,
причем делал он это так хорошо, что после ты и сам начинал считать: он
совершенно прав, луны действительно там нет.

как же, к чертовой матери, молодому человеку снисходить до работы по
8 часов в день, если там даже луны нет?
а чего еще
может не хватать?

к тому же
мне не столько нравилась сама литература, сколько литературные
критики; они были полными мудаками, эти парни; они пользовались
утонченным языком, прекрасным по-своему, чтобы называть других
критиков, других писателей ослами. они
выводили меня из себя.

но именно философы удовлетворяли
ту потребность
что таилась у меня где-то в замороченном черепе; продираясь
сквозь их навороты и
заковыристый словарь
я все равно часто поражался -
у них выскакивало
пылающее азартное утверждение, казавшееся
абсолютной истиной или чем-то дьявольски близким
к абсолютной истине,
и вот этой определенности я искал в своей повседневной
жизни, больше походившей на кусок
картона.

какими клёвыми ребятами были эти старые псы, протаскивали меня сквозь
дни, что как бритвы, и ночи, полные крыс; и сквозь баб
базлавших, будто торгаши из ада.

братья мои, философы, говорили со мной не как
народ на улицах или где-то еще; они
заполняли собой невообразимую пустоту.
такие классные парни, ах, какие классные
парни!

да, библиотеки помогали; в другом моем храме, в
барах, все было иначе, упрощеннее, и
язык, и отношение были другими...

днем библиотека, ночью бар.
ночи были одинаковы,
поблизости сидит какой-нибудь тип, может, и не
плохой, но мне он не так как-то светит,
от него прет чудовищной мертвечиной - я думаю о своем отце,
об учителях в школе, о лицах на монетах и банкнотах, о снах
об убийцах с тусклыми глазами; ну, и
мы с этим типом начинаем как-то обмениваться взглядами,
и медленно накапливается ярость: мы враги с ним, кошка с
собакой, поп с атеистом, огонь с водой; напряг нарастает,
по кирпичику, уже готов обрушиться; наши кулаки
сжимаются и разжимаются, мы пьем теперь, наконец, уже с
целью:

он оборачивается ко мне:
"тебе чё-то не нравится, мужик?"

"ага. ты."

"хочешь чё-нибудь сделать?"

"конечно."

мы допиваем, подымаемся, уходим в конец
бара, в переулок; мы
поворачиваемся, лицом друг к другу.

я говорю ему: "между нами нет ничего, кроме пространства. как
насчет сомкнуть это
пространство?"

он бросается на меня, и неким образом это представляет собой часть части
части.

/Чарлз Буковски. Стихи последней ночи на Земле/