Последнее слово сельского учителя Ильи Фарбера в Осташковском городском суде Тверской области
Илья Фарбер:
Меня обвиняют в получении взятки в 132 тысячи 600 рублей. Ха-ха. Нет ни одного доказательства, что это взятка была. Но мне всячески дают понять: заднего хода у этого катка нет. Меня все равно закатают.
Но я до сих пор под впечатлением прокурорского запроса к суду приговорить меня к 7,5 годам строго режима. Я не понимаю, и мне кажется никто, кроме прокурора, не понимает, чем обосновано это наказание. Думаю, прокурор также не понимает. Рационального объяснения этому сроку нет. За эти 7,5 лет вырастут мои дети. Я считаю, это вредительством просто. Срок настолько кровожадный, что ему удивляются даже убийцы, с которыми я сижу в СИЗО.
7,5 лет – это срок больше чем убийцам, больше чем скинхедам, торговцам наркотиков, участникам разбоев, грабежей, насильников, которые порой 5 лет условно получают. Они все выйдут на свободу раньше чем я.<...>
<...> Наши приговоры с Навальным похожи. А когда я прочитал про суд над ребятам по болотному делу, то подумал, что, наверное, меня судят в том числе, и за это дело тоже.
Потому что сейчас, наверное, такое время в России что судят именно тех, кто хочет что-то изменить.
Ребята с Болотной пытались изменить что-то через взрослых людей, через обращение к власти. Я пытался через детей. Я объяснял уже, что ремонтируя клуб, я был бескорыстен. Я хотел сделать лучше. Лучше детям, их родителям, гостям, которые будут приезжать к нам в клуб.
И нас всех – и меня, и ребят с болотной - судят нелепо, показательно, стремясь упрятать на большой срок.
Печально. Все это говорит о незаметно наступившем тоталитарном режиме.
Учитывая это, ждать оправдательного приговора по-моему делу смешно и наивно.
Хотя я рад, что это все сейчас в нашей стране происходит, потому что когда-нибудь какой-нибудь процесс может быть станет последней каплей, которая повлияет на восприятие мира, жизни людей нашей страны.
Хотелось бы очень, чтобы меня отпустили к детям, хотелось бы, чтобы прокуратура и следователь извинились, перед тем как их уволят и внесут какой-нибудь в список и самих осудят за их преступления. Хочется, чтобы они все попросили прощения. И не передо мной. Перед страной. Перед детьми. Чтобы бы дети это видели, как сильные просят прощения.
А пока мне смешно слышать, как ОМОН, прокуроров, судебных приставов, следователей и прочих называются силовиками. Если бы меня спросили малыши, почему их называют силовиками, я бы ответил что с иронией: «Это не силовики, а слабовики, боящиеся потерять свое место, не получить звания и т.д.». Они все не того боятся. Надо бояться жить не по совести. И в тюрьме, конечно, находятся они, а не мы – те, кого судят неправедно. Нам боятся нечего. Нам только стыдно. Стыдно и парням с болотной, и Навальному, и Офицерову и всем, кто что-то понимает в этой жизни. Стыдно за беспомощность свою перед детьми.<...>
<...> Еще я видел, как из СИЗО выносят на носилках и грузят спешно в машину человека. Не потому, что надо ему оказать быстро помощь, а потому что надо, чтобы он не умер на территории СИЗО…
Наши тюрьмы созданы как раз по принципу ослабления человека, вытягивания из него здоровья. Или людей унижают физически, или словесно. Все это ослабляет даже сильного человека.
А сильнее делает только любовь.
Я долго думал, зачем все это нужно. Потом догадался: наши тюрьмы нужны нашей несчастной власти в таком виде – чтобы сажать сильных. Потому что сильный человек составляет этой власти конкуренцию. И с помощью тюрем власть славно борется со своими конкурентами.<...>
P.S. В то же самое время «правосудию» нет никакого дела до того, что пропали 32 тонны золота, платины, серебра на сумму более 500 миллионов долларов.
UPD Мне кажется, что именно этот — бессмысленный, беспощадный и безосновательный приговор — войдет, наравне с «делом «Кировлеса», в позорный раздел российского правосудия. А может быть, в сознании потомков даже и перебьет все громкие процессы этих лет. Потому что в делах политических у властей мотив все-таки есть, а в данном случае — исключительно тупость репрессивной машины, которая никогда ни под каким видом не позволит себе признать собственные ошибки и отпустить несправедливо арестованного человека.
/Лютость/
Илья Фарбер:
Меня обвиняют в получении взятки в 132 тысячи 600 рублей. Ха-ха. Нет ни одного доказательства, что это взятка была. Но мне всячески дают понять: заднего хода у этого катка нет. Меня все равно закатают.
Но я до сих пор под впечатлением прокурорского запроса к суду приговорить меня к 7,5 годам строго режима. Я не понимаю, и мне кажется никто, кроме прокурора, не понимает, чем обосновано это наказание. Думаю, прокурор также не понимает. Рационального объяснения этому сроку нет. За эти 7,5 лет вырастут мои дети. Я считаю, это вредительством просто. Срок настолько кровожадный, что ему удивляются даже убийцы, с которыми я сижу в СИЗО.
7,5 лет – это срок больше чем убийцам, больше чем скинхедам, торговцам наркотиков, участникам разбоев, грабежей, насильников, которые порой 5 лет условно получают. Они все выйдут на свободу раньше чем я.<...>
<...> Наши приговоры с Навальным похожи. А когда я прочитал про суд над ребятам по болотному делу, то подумал, что, наверное, меня судят в том числе, и за это дело тоже.
Потому что сейчас, наверное, такое время в России что судят именно тех, кто хочет что-то изменить.
Ребята с Болотной пытались изменить что-то через взрослых людей, через обращение к власти. Я пытался через детей. Я объяснял уже, что ремонтируя клуб, я был бескорыстен. Я хотел сделать лучше. Лучше детям, их родителям, гостям, которые будут приезжать к нам в клуб.
И нас всех – и меня, и ребят с болотной - судят нелепо, показательно, стремясь упрятать на большой срок.
Печально. Все это говорит о незаметно наступившем тоталитарном режиме.
Учитывая это, ждать оправдательного приговора по-моему делу смешно и наивно.
Хотя я рад, что это все сейчас в нашей стране происходит, потому что когда-нибудь какой-нибудь процесс может быть станет последней каплей, которая повлияет на восприятие мира, жизни людей нашей страны.
Хотелось бы очень, чтобы меня отпустили к детям, хотелось бы, чтобы прокуратура и следователь извинились, перед тем как их уволят и внесут какой-нибудь в список и самих осудят за их преступления. Хочется, чтобы они все попросили прощения. И не передо мной. Перед страной. Перед детьми. Чтобы бы дети это видели, как сильные просят прощения.
А пока мне смешно слышать, как ОМОН, прокуроров, судебных приставов, следователей и прочих называются силовиками. Если бы меня спросили малыши, почему их называют силовиками, я бы ответил что с иронией: «Это не силовики, а слабовики, боящиеся потерять свое место, не получить звания и т.д.». Они все не того боятся. Надо бояться жить не по совести. И в тюрьме, конечно, находятся они, а не мы – те, кого судят неправедно. Нам боятся нечего. Нам только стыдно. Стыдно и парням с болотной, и Навальному, и Офицерову и всем, кто что-то понимает в этой жизни. Стыдно за беспомощность свою перед детьми.<...>
<...> Еще я видел, как из СИЗО выносят на носилках и грузят спешно в машину человека. Не потому, что надо ему оказать быстро помощь, а потому что надо, чтобы он не умер на территории СИЗО…
Наши тюрьмы созданы как раз по принципу ослабления человека, вытягивания из него здоровья. Или людей унижают физически, или словесно. Все это ослабляет даже сильного человека.
А сильнее делает только любовь.
Я долго думал, зачем все это нужно. Потом догадался: наши тюрьмы нужны нашей несчастной власти в таком виде – чтобы сажать сильных. Потому что сильный человек составляет этой власти конкуренцию. И с помощью тюрем власть славно борется со своими конкурентами.<...>
P.S. В то же самое время «правосудию» нет никакого дела до того, что пропали 32 тонны золота, платины, серебра на сумму более 500 миллионов долларов.
UPD Мне кажется, что именно этот — бессмысленный, беспощадный и безосновательный приговор — войдет, наравне с «делом «Кировлеса», в позорный раздел российского правосудия. А может быть, в сознании потомков даже и перебьет все громкие процессы этих лет. Потому что в делах политических у властей мотив все-таки есть, а в данном случае — исключительно тупость репрессивной машины, которая никогда ни под каким видом не позволит себе признать собственные ошибки и отпустить несправедливо арестованного человека.
/Лютость/