Мелочи жизни

Мао Цзе-дуна почему-то банкетировали не в Георгиевском зале Кремля, как было принято, а в гостинице «Метрополь».

Мао со своим окружением и Сталин со своими «соратниками» расположились в Малом зале по соседству с Большим залом, где за многоместными столами ели и пили те, кого неизменно вызывали на все правительственные банкеты.

Двери из Малого зала в Большой были раскрыты.

Детский поэт Сергей Михалков, чтобы его «там» заметили, упорно и взволнованно прохаживался на своих длинных ногах перед дверями Малого зала.

В конце концов Сталин поманил его толстым коротким пальцем, согнутым в суставе.

— Пожалуйте к нам, пожалуйте, милости просим.

И представил китайцам:

— Наш знаменитый детский поэт товарищ Михалков.

Потом о чём-то спросил его, что-то сказал ему и улыбнулся на какую-то его остроту.

Вдруг Михалков увидел недоеденный чебурек на тарелке генералиссимуса.

— Иосиф Виссарионович, у меня к вам большая просьба! — отчаянно зазаикался искусный советский царедворец.

— Какая?

Превосходно зная, что заиканье нравится Сталину — смешит его, — Михалков зазаикался в три раза сильней, чем в жизни.

— Подарите мне, Иосиф Виссарионович, на память ваш чебурек.

— Какой чебурек?

Михалков устремил восторженный взгляд на сталинскую жирную тарелку.

— А?.. Этот?..

— Этот, Иосиф Виссарионович, этот!

— Берите, пожалуйста.

И наш избранник муз благоговейно завернул в белоснежный платок сталинский огрызок, истекающий бараньим жиром.

/Анатолий Мариенгоф. Мозаика на "Солнечном ветре"/

Это было уже очень давно... когда на прилавках книжных магазинов ещё стояли мини-барабаны, и происходил перманентный розыгрыш специальной моментальной книжной лотереи. Лотерейные билетики вращались в барабане, и заплатив "благотворительный взнос", ты получал возможность вытащить один из них, оторвать запечатанный корешок, развернуть и обрадоваться выигрышу.
Правда, суммы выигрышей к тому времени уже порядком устарели, ибо в стране в те времена всё стремительно менялось, в том числе и цены на книги.
Так что, поддавшись уговорам продавщицы, и таки получив заветный выигрыш, пришлось после долго ломать голову, что же приобрести на эту "суммищу"?.. Сумма, кстати, была когда-то самым крупным из возможных выигрышей. Но денежная реформа сделала из этой суммы просто фантик.
В итоге в сумму уложились две брошюрки. Одна, как щас помню, называлась "Бред ревности", и была посвящена психическим расстройствам у алкоголиков. Другая называлась "Циники". Ну вобщем, вполне достойный тандем...
С мыслью "не пропадать же добру" я взялась читать этих самых "Циников" доселе неизвестного мне автора...
Сказать, что мне снесло крышу - это ничего не сказать... я была не в себе несколько дней. Заболела сама и заразила окружающих, ибо брошюрка  немедленно "пошла по рукам". Последний раз, когда я её видела, обложка её была изрядно истрёпана и едва удерживалась на одной скобке... больше я её не видела... о чем сильно горевала, ибо последующие многие годы я искала и не находила это произведение ни в бумажном, ни в электронном виде.
Несколько лет тому назад оно появилось в интернете, впервые по-моему у Машкова... ну и после уже стало появляться в разных интернет-изданиях.

Ну и вот шикарное, на мой взгляд, издание на "Солнечном ветре" :))

Роман, который предлагается вашему вниманию, был написан в 1928 году, а впервые он был у нас опубликован лишь 60 лет спустя — в 1988 году. Этим, вероятно, и объясняется то, что роман Анатолия Мариенгофа «Циники» практически неизвестен даже образованному русскому читателю.
Я не стану сейчас говорить о причинах столь длительного забвения, а скажу вот что. С годами, как известно, у нас остаётся всё меньше и меньше возможностей пережить ослепительное чувство, так знакомое в детстве и в юности, — встретиться с настоящим, классическим произведением литературы. Не так уж и много их, этих произведений, если вдуматься… Так вот, сейчас вам и предстоит открытие доселе неизвестного, быть может, произведения русской классики, ибо роман «Циники» — он ведь из того самого славного ряда. «Одно из самых новаторских произведений в русской литературе века, как по своему стилю, так и по структуре», — так в предисловии к одной из зарубежных публикаций романа «Циники» отозвался о нём Иосиф Бродский. /из Предисловия к публикации/